Мятеж не может кончиться удачей, если у него нет ни внятных целей, ни социальной базы. И, потому, в обозримом будущем, революции в Иране не будет. А вот изменения политического курса, в рамках коридора возможностей, определяемого устройством нынешнего режима, при замене его первых лиц, вполне возможны.

Пока – всего лишь беспорядки

Начиная с 28 декабря в Иране вспыхнули самые масштабные, после 2009 года, антиправительственные протесты. Начавшись в Мешхеде, на северо-востоке Ирана, они постепенно распространились по нескольким десяткам городов, включая даже Кум, священный город шиитов, где живут высокопоставленные священнослужители.

Информацию о происходящем в соседних городах протестующие получали из социальных сетей. Первопричиной протестов стал рост потребительских цен и падение уровня жизни, а непосредственным поводом к ним – двукратный рост цен на куриные яйца.

 

Общее число погибших в столкновениях между полицейскими и демонстрантами пока невелико: на пятый день протестов известно лишь о двенадцати жертвах. Это говорит о низком уровне силового противостояния.  Хотя руководство Корпуса стражей Исламской революции и пригрозило восставшим “железным кулаком”, непосредственные исполнители чаще саботируют приказы о разгоне митингующих, чем исполняют их.

Армия также не проявила желания участвовать в гражданском конфликте, заняв нейтральную позицию. Собственно говоря, выжидательную позицию пока заняла и власть, ограничиваясь минимально возможными реакциями, и, по первому впечатлению, рассчитывая, что протест мало-помалу выдохнется.  Причём, основания для таких ожиданий, несомненно, есть.

Вместе с тем, наряду с экономическими требованиями на митингах протеста уже с первых дней протеста стали звучать и политические лозунги. Конечно, в требованиях прекратить участие Ирана в конфликтах в Йемене, Сирии и Ираке, сегодня больше экономики, чем политики.

Но призывы к отставке рахбара – аятоллы Али Хаменеи, и, тем более, к демонтажу всего клерикального режима – чисто политические. Впрочем, вероятность радикального изменения системы власти в Иране сегодня представляется нулевой. 

В целом, налицо скорее выброс скопившегося недовольства. Протесты не координируются из единого центра, хотя власти и утверждают обратное. Они не выдвинули лидеров общенационального уровня, и не объединены какой-либо общей позитивной задачей.

В понятных аналогиях всё это напоминают, скорее, стихийный бунт, давший старт событиям февраля 1917 года в России. Но, в отличие от Романовых, по факту уже не имевших реальной власти к началу февральских событий, Тегерану вполне по силам удержать контроль над ситуацией.

Почему  власть в Тегеране устойчива?

Начиная с 1979 года в Иране реализована теократическая модель управления страной. Исламская революция 1979 года была классической реакцией неоднородного, находящегося в переходном периоде, общества на реформы сверху, когда реформатор, в данном случае, шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви, оказался под двойным ударом: со стороны, как сторонников его прозападных реформ, так и их противников.

Такая вилка типична для всех попыток реформировать доиндустриальное общество к индустриальному, проводимых сверху. С одной стороны, реформы требуют либерализации общества, а нарождающиеся индустриальные классы настаивают на их ускорении.

С другой, ослабление вертикали власти в обществе, где доиндустриальные классы составляют большинство, при одновременном наступлении индустриальных отношений, к которым это большинство абсолютно не приспособлено, чревато антииндустриальной контрреволюцией. Этот взрыв сметает зарождающиеся индустриальные классы, отбрасывая страну в прошлое, и приводя к власти диктатуру, ликвидирующую все институты демократии вообще.

Последние 150 лет мировой истории просто переполнены такими примерами: это произошло в России в 1917–1930 гг, в Китае времен “культурной революции”, на Кубе, и также в Иране, в 1979.

Причём, в Иране ситуация усугубилась падением цен на нефть между 1975 и 1979 годами, что привело к сворачиванию ряда модернизационных программ, проводимых шахом, и, как следствие, к кризису не оправдавшихся ожиданий.

Против Пехлеви выступили и те, кто был недоволен его  авторитаризмом, и требовал ускорения демократических реформ, и те, кто хотел скорейших реформ в экономике и структурных преобразований, и те, кто был против любых реформ вообще.

В итоге, победили последние, поскольку в стране, едва начавшей выходить из феодализма их было явное большинство. Ну, а сторонники реформ, были изгнаны или уничтожены, если не физически, то социально.  И сегодня, через 40 лет после революции 1979 года, иранское общество не способно к структурным изменениям. В нём возможна только замена персоналий, при неизбежном воспроизведении старых схем.

При этом, существующая в Иране система власти сконструирована так, что оставляет режиму огромную свободу для маневра. Главой государства является рахбар (владыка-богослов), избираемый Советом экспертов из 86 влиятельных богословов-муджтахидов, обладающих правом выносить фетвы по важным вопросам религии и мусульманского права.

Совет экспертов, в свою очередь, избирается на всенародных выборах сроком на 8 лет, и собирается дважды в год на два дня. Среди прочего, он принимает решения о назначении или смещении рахбара, а также вправе накладывать вето на любую кандидатуру в члены Совета в ходе выборов в него. Его заседания носят закрытый характер, а их протоколы доступны лишь рахбару. В настоящее время рахбаром является Али Хоменеи, сменивший на этом посту Рухоллу Хомейни, после его смерти в 1989.

Рахбар, совместно с однопалатным парламентом-Меджлисом, формирует Совет стражей конституции – надпарламентский орган, близкий по функциям к конституционному суду. Совет стражей состоит из 12 членов, 6 из которых – представители исламского духовенства, назначенные рахбаром, а шесть – юристы, избранные Меджлисом. Совет утверждает назначения на все ключевые посты, включая президента, депутатов Меджлиса, членов Совета экспертов и министров правительства. Он вправе наложить вето на любое решение Меджлиса или потребовать его доработки, а также может вносить поправки в конституцию.

Меджлис, состоящий из 290 депутатов избирается раз в 4 года. Последние выборы прошли в феврале 2016 года. Для разрешения конфликтов между Меджлисом и Советом стражей конституции рахбар формирует совещательный орган: Совет по определению политической целесообразности из 28 человек, представляющих различные ведомства, партии и слои населения, а также армию, Корпус стражей исламской революции, и, разумеется, духовенство.

Президент Ирана является вторым по значимости после рахбара должностным лицом в государстве: он гарант конституции, исполнитель представительских функций и глава исполнительной власти. Президент избирается прямым всенародным голосованием на четырёхлетний срок, но не более двух сроков подряд. Все кандидаты в президенты должны быть предварительно одобрены Советом стражей конституции. В настоящее время президентом Ирана является Хасан Рухани, избранный вторично 19 мая 2017 года.

Президент назначает членов Совета министров и координирует его работу, выполняя функции премьера. Все решения по ключевым вопросам принимаются президентом только после одобрения их рахбаром. Рахбар также утверждает кандидатуры министра обороны и главы разведки. Десять вице-президентов и 21 министр правительства утверждаются парламентом,

Очевидно, что такая система имеет неограниченные возможности по списанию неудач на отдельные фигуры, которыми она, при необходимости, и пожертвует, не понеся при этом существенного ущерба.

А лозунги о смене этой системы в целом, как таковой, ожидаемо не пользуются сегодня большой популярностью среди протестующих, появляясь, скорее, как исключение. Политическая составляющая протестов в настоящее время носит персональный характер, и направлена против Хоменеи, и, в меньшей степени, против Рухани.

Как развиваются события

В настоящее время власти Ирана пытаются разобщить протестующих, и лишить их поддержки. В стране заблокированы Инстаграмм и Телеграмм, через которые распространялась информация о протестах в разных городах и предпринимались попытки скоординировать действия. Несколько сот человек арестовано.

Полицейские в штатском устраивают в ряде городов акты вандализма, чтобы приписать их протестующим, и вызвать неприязнь к ним со стороны пассивной части граждан, которых, как всегда, большинство. Организованы проправительственные митинги с показом их по государственному телевидению, которое сообщает об огромном количестве участников.

Всё это очень напоминает события на Майдане – но, повторяем, в отличие от Майдана, в ходе протестов не появились пока политические лидеры общенационального уровня, а также общие, разделяемые большинством их участников, политические лозунги. Между тем, революция отличается от бунта наличием первоочередной позитивной повестки, и только потом, уже следом за ней,  ставит вопрос о необходимости устранения факторов, мешающих эту повестку реализовать.

Пока же мы видим классический бунт – никакую не революцию. Иракцам, начиная с 1979 года, порядком надоели “вихри яростных атак” и борьба со всем миром. Покойному Хомейни ставшему знаменем и вождем противников европейских реформ ещё хватило пассионарного заряда исламских антиреформистов. А на его наследнике, Хоменеи, запас куража закончился. Наступило похмелье.

При этом, сравнение нынешних событий с событиями в Иране 2009 года, как минимум, не вполне корректно. Хотя в основе протестов 2009 года тоже лежало недовольство экономическими последствиями антимодернизации 1979 года, конфликт свелся к спору о подсчете голосов, обеспечивших второй срок более консервативному Махмуду Ахмадинежаду – при том, что консерватизм и реформизм кандидатов, допущенных в Иране к президентским выборам, весьма условны и не всегда легко различимы для стороннего взгляда.

Али Хоменеи при этом остался над схваткой, а соперник Ахмадинежада – Мир-Хосейн Мусави, популярный в среде молодежи и образованного среднего класса, не подходил на роль лидера уличных протестов, да и не претендовал никогда на неё. В итоге, протесты, в которых тоже не прослеживалось явного лидера, были без особых проблем подавлены с использованием вооруженной силы, а Ахмадинежад благополучно прошел на второй срок.

Но сейчас недовольство направлено уже на Хоменеи. Это одновременно и усложняет и упрощает ситуацию.

С формальной точки зрения заменить рахбара очень легко: Совет экспертов, собравшись на внеочередное заседание может с полным правом заявить о его смещении. Но Хоменеи достаточно влиятелен в Совете экспертов, а если даже решение о его смещении и будет принято, то и тогда он сможет потягаться с остальными муджтахидами.

Кто управляет протестами из-за кулис? И есть ли вообще закулисный дирижер?

По официальной версии Тегерана протесты инспирированы из-за рубежа – но без указания на конкретный источник их поддержки. Увы, никаких фактов, свидетельствующих о зарубежном вмешательстве, пока нет.  Самая распространенная полуофициальная версия – происки саудитов, в ходу также отсылки к Израилю и США.

Что ж, чисто теоретически, можно согласиться с тем, что снижение внешнеполитической активности Ирана – а это одно из требований протестующих, было бы на руку и саудитам, и США, и Израилю, а также и России, каждому в отдельности, со своими нюансами, поскольку все они ведут свою, отдельную игру. 

Но ни в Эр-Рияде, ни в Иерусалиме, ни в Вашингтоне не стали бы раскачивать ситуацию в Иране, рискуя получить на выходе непредсказуемый режим. Между тем, протесты аморфны уже шестой день, место лидера вакантно, и его может занять любой достаточно дерзкий и харизматичный авантюрист. Это слишком рискованная игра, тем более – на Востоке.

Кроме того, нынешние протесты в любом случае не изменят структуру самой иранской власти. Шиитская теократия останется в неизменном виде. То есть, полезный выход от организации таких протестов для любой из перечисленных сторон даже в самом удачном случае, будет весьма скромным в сравнении с высокими затратами и рисками.

Вторая возможная версия событий – внутрииранские разборки. Она тоже прозвучала, хотя и вторым планом: первый вице-президент Эссхак Джахангири обратился к консервативным соперникам Рухани, сказав, что события могут выйти из-под их контроля, а те, кто за ними стоит, “могут сжечь собственные пальцы”.

Но едва ли Рухани является главной целью протестующих. Скорее их можно заподозрить в попытке смещения Хоменеи. На это, в частности, указывает неудачная попытка штурма резиденции рахбара, предпринятая в ночь на 1 января. Изучение видеоматериалов с места событий наводит на мысль о спланированной демонстрации, целью которой было заставить Хоменеи запаниковать и покинуть страну. А сделав его отъезд достоянием гласности, можно было бы сильно упростить задачу по преодолению влияния Хоменеи в Совете экспертов, и добиться выдвижения нового рахбара.

Вполне возможно и то, что протесты инспирированы глобальным наркобизнесом. Иран, граничащий с Афганистаном на протяжении примерно 900 км, является важнейшей транзитной страной для сбыта в Европу афганского героина. В борьбе с наркоторговцами уже погибло более 4000, и получили ранения около 13000 иранских правоохранителей.  В самом Иране, только по официальной статистике, более 2,8 млн. наркоманов, 67% из которых героиновые. Оценки независимых экспертов ещё хуже: они относят к наркозависимым от 10 до 20% населения Ирана.

Правительство Ирана ведет энергичную борьбу с наркоторговцами, тратя на неё почти $1 млрд. в год. Это, конечно, не устраивает наркобаронов, которые, воспользовавшись нарастающим недовольством, могли спонсировать антиправительственные акции, с целью если не полного свержения, то хотя бы существенного ослабления непримиримой к наркотикам теократии. Если протесты будут поддерживаться на прежнем уровне, или даже идти по нарастающей, а их лидеры по-прежнему не проявят себя, то, вероятно, речь идет именно о таком сценарии. Впрочем, это тоже мятеж, но никак не революция.

Наконец, не исключена и наиболее очевидная версия – спонтанные протесты, на которые в основном, выходит молодежь, лишенная перспектив в сегодняшнем Иране. В первую очередь, по той причине, что санкции и военные действия, которые ведет страна, в том числе и в Сирии, разрушительно сказываются на её экономике.

Прогноз событий

Прогноз в целом пока не ясен. О какой-то ясности можно будет говорить в одном из трех случаев:

– у протестующих появится общий лидер;

– Совет экспертов будет экстренно созван и как-то отреагирует на происходящее, огласив какое-то решение, не обязательно о назначении нового рахбара, хотя и такой вариант не исключен;

– произойдет что-то ещё, сравнимое по значимости.

Одновременно, со всей определенностью можно утверждать, что теократическая система, во всяком случае, в ближайшей перспективе, в целом, устоит.

Наконец, не исключено, что события в Иране спровоцируют сепаратистские выступления на национальных окраинах. Речь идет как о районах населенных курдами, так и о Хузестане и Белуджистане. Здесь всё зависит от того, как долго будет продолжаться период нестабильности.

Секция «Дельта», группа «Информационное Сопротивление»

Джерело