ВРАЧ “АЙДАРА” ГРИГОРИЙ МАКСИМЕЦ: “ВВОЖУ ФАМИЛИЮ, СПРАШИВАЮ: “92-Я?” ОН МНЕ: “СПЕЦНАЗ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ”Лаврентий Палыч

ВРАЧ "АЙДАРА" ГРИГОРИЙ МАКСИМЕЦ: "ВВОЖУ ФАМИЛИЮ, СПРАШИВАЮ: "92-Я?" ОН МНЕ: "СПЕЦНАЗ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"

Лаврентий Палыч (в жизни – Григорий Максимец) – врач "Айдара" – как-то удивительно эстетически несовместим с армией. Внешность и манеры чеховского доктора, сибаритские привычки… С ним даже на "ты" очень сложно перейти, хотя обычно в армии это происходит почти автоматически. Говорят, его знакомые очень удивлялись, узнав, что он ушел воевать.

врач лаврентий

– Как ты вообще попал на войну?

– Да элементарно. Я сидел в Луганске, маму и жену уже отправил, а сам… Ну ты же знаешь, я диванный боец, интернет-воин. Переписывался в Фейсбуке с кем-то с ником "Айдар батальон", так я и не узнал, кто это… Ну вот и я ему написал – я врач наркодиспансера, присылайте диверсионную группу, приму, как родных, тем более сепары ко мне на освидетельствование ходят. Никто, конечно, никого не прислал. Я месяц подождал и, не без приключений, конечно, уехал из Луганска в Сватово. Там два дня просидел на рыбалке, а на третий пошел записываться в "Айдар". Очень хотелось вернуться в Луганск побыстрее. И звонит мне Мельничук, и спрашивает: "А вы хирург?" Да нет, говорю, нарколог. "Дело в том, что у нас врача нет". Ну если нет, то элементарные какие-то вещи я сделаю. Хоть чем-то помогу. Надел туфли рыбацкие, штаны, кружку взял, аптечку из машины…

– Рюкзачок в виде зайчика..

– Нет, это уже там подарили. Короче, поехал. Правда, когда я приехал, узнал, что там уже есть один врач. Андрей, Доки.

– У вас вообще никого с боевым опытом не было?

– Да откуда? Вообще нам очень повезло с Доки. Это реальный был начмед "Айдара", других таких не было. Анестезиолог от Бога, он таких вытягивал… У него за все время один, по-моему, человек умер, всех остальных он вытащил. И у него откуда-то были невероятные познания в военном деле. А у нас… Ну да, была военная кафедра, нас там учили – но чему нас там учили? Вот передовая. Батальонный медицинский бункер разворачивается на определенном расстоянии от передовой. Палаточка ставится. И там перевязывают… Палаточка! А сейчас еще кунги такие есть, вот я видел, армейские. Да любой кунг – это будет решето просто! Ничего там оказывать невозможно – положат и медперсонал, и раненых, и всех в этих кунгах. Реально оказывать помощь можно только хотя бы под каким-то бетонным перекрытием, чтоб тебя хотя бы, ну… хотя бы от осколков закрывало. В окопах это делать нереально – там все землей засыпается, в ране будет земля, это никуда не годится. Мы сначала развернули пункт в поле, между Луганским аэропортом и Хрящеватым, типа там безопаснее. Ну так оно и было… Первую неделю. А когда россияне зашли – это сразу резко почувствовалось. Обстрелы стали ювелирно точными, прямо вдоль окопов. Привозят бойца, ты начинаешь ему помощь оказывать – и тут начинает прямо рядом падать. Он без сознания, его в окоп не стянешь, не получится. Реально невозможно было оказать помощь. И Доки принял решение – переместиться в бункер аэропорта. Там можно было и оперировать, и ампутации… А в поле безопасного места на этой войне не бывает. То есть по сути этот первый этап эвакуации, как нас учили – он просто выпал.

– Тяжело было?

Мне как бы "повезло", что я, когда ехал на эту войну, я знал, куда я еду… И все-таки опыт патологоанатомии… Плюс много ассистировал на операциях, то есть как-то я психологически был готов к тому, что я там увижу. А многие ж люди, которые видели… непривычные картины – на них, конечно, это очень сильно отражалось в психологическом и даже и в психическом плане.

– Кто-то уходил?

– Из медиков? Когда нас реально стали утюжить артой… У нас же девочки были, операционная сестра Рита, санинструкторы… И Андрей тогда принял очень правильное решение. Когда начались уже такие обстрелы, под которыми просто нереально выполнять свои функции – оно ж даже, когда в 20 метрах ложится, все равно удары такие… Очень неприятно переносить, после одного из ударов вот с памятью хуже стало. И вот Андрей посмотрел на это, собрал всех наших дам, подогнали уазик в промежутке между обстрелами – и на аэропорт, на Лутугино и на большую землю.

И я считаю, это очень правильно. Я даже по себе могу сказать, да, вот стоит та же Рита или какая-то другая коллега… Когда начинает свистеть-падать, первое, что ты думаешь – как бы ее впихнуть в окоп. Не о себе, не о раненых, а как бы ее впихнуть в окоп. Это неправильно. Такого быть не должно. Там счет идет на доли секунды.

С "Градами" проще, потому что, особенно в темное время суток, вспышки хорошо видны. Мы дежурили. Это называлось "играть в сусликов". Все на карематах спят, один сидит и играет в суслика. Когда "град" пошел – есть секунды четыре приблизительно. Подается команда сумасшедшим голосом: "ГРАДЫ!!!" И предполагается, что все с карематов будут сползать в окопы. Ну, где-то до четырех, до полпятого утра так и происходило, а после полпятого, после команды "Грады!" или шли матюги, или просто никакой реакции не было, все оставались спать на карематах, естественно. А когда арта… В-общем,когда девочек отправили, стало настолько легче работать… И вообще, это война артиллерии. Не должна женщина находиться под такими ударами. Только не там, где прилетает. Нет, нельзя человеку запретить защищать родину, но… это неправильно.

– Ок. Так все-таки, вас штурмовали россияне?

– О. Кстати. Один луганский мой знакомый, он давно уехал в Москву или куда-то там. Звонит он мне как-то, зимой прошлого года. Ну, а надо сказать, он мне звонит, только когда очень сильно выпьет. И вот звонит он в соответствующем состоянии… И между делом выясняется, что они в составе российского спецназа атаковали Луганский аэропорт. И он мне говорит: "Да мы не могли взять этот аэропорт, потому что там было НАТО". Я заинтересовался. Какое НАТО? "Там были натовские войска!" – "Андрюша", – говорю, – "там был я в первую очередь". Там был "Айдар", там была 128 горнопехотная, восьмидесятка, 24 железная… А натовских войск там не было. И поддержки никакой особой не было. Просили – дайте артподдержку… Нас туда бросили, а мы штурмовой батальон, мы не должны удерживать, мы должны взять и отдать другим. И удержать нашими силами было нереально, тем более против россиян, против четырех батальонно-тактических групп. Когда мы выходили – в ночь на 29 сентября, под обстрелом, у нас крыльцо разнесло, когда мы медикаменты таскали – так вот, мы вышли в Лутугино, они еще два дня боялись в аэропорт зайти. Кстати, вот Луганск мы могли в один момент взять, но командование решило, что не треба. Может, боялись разрушений… не знаю.

врач лаврентий

– Так сколько вы аэропорт держали?

– Слушай, я не держал. Я врач. Я вообще за всю войну ни разу по врагу не стрелял и не потому, что стреляю плохо, я просто врага ни разу не видел.

– Подожди, а пленных? Ты же принимал Ерофеева и Александрова?

– Ну да, это я о них сообщил. Там ситуация простая. Я в последнее время переквалифицировался в рентгенолога, разобрался в этой аппаратуре, и делал снимки. И к нам привезли раненого из 92 бригады, Вадима Пугачев. Ребята провели реанимационные мероприятия, но там… там шансов не было. И сразу после него заносят еще одного, потом второго. У нас даже мыслей не было, что это не наши. Грузим в рентген, а перед тем, как делать снимок – мне надо ввести в ноутбук фамилию-инициалы, оно потом на диск записывается и передается при эвакуации – или транслируется на экране в операционной. Первым мне попался Ерофеев. Я смотрю, перебито плечо. Ввожу фамилию, спрашиваю – 92-я? Он мне – спецназ Российской Федерации. Я – что-что? Спецназ, повторяет, Российской Федерации. То есть они себя сразу позиционировали не просто как элэнэровцы или наемники, а сразу. Спецназ. А где ваша часть расквартирована? Ну вообще в Тольятти, а сейчас в Луганске. То есть, целая воинская часть спецназа расквартирована в Луганске. Ну сделал снимок, потом то же самое с Александровым. И Артур, травмат, решил поставить ему очень дорогой американский аппарат внешней фиксации, волонтерский – и попросил меня сделать пару снимков для отчета. Ну, я и сделал. Потом начал думать. А думал я приблизительно следующим образом… Это ж не первый случай, когда нам доставляли пленных россиян, диверсантов. До этого зимой привозили, у одного, например, пневмоторакс тяжелый был, помню. И мы их оперировали, а потом их спецура забирала – и больше о них – нигде! Тишина полная! Я понимаю, что скорее всего их как-то обменивали на наших, но… это ж не тот случай. Когда эти раненые говорят, что полновесное подразделение РФ находится на территории Луганска – и это на фоне того, что все время идут споры – а докажите! Это первая мысль, которая меня посетила, а вторая… подумал о Пуле. О Савченко. Хороший обмен мог бы получиться… Поэтому я выждал, пока их увезли, и сделал небольшое сообщение в фейсбуке. Первыми, кто среагировал – был Информнапалм. Пишут – можете выложить фотографии? Это была большая проблема. Я не знал, как. Час провозился со смартфоном, но выложил. Ну вот… Кстати, на мой вопрос, что вы здесь делаете – Ерофеев четко сказал, что их задача была выяснить – ушел "Айдар" с ТЭС или нет. Я не знаю, куда они шли… они шли к окопам 92-й. Убили Вадима, а второй боец быстро среагировал, открыл стрельбу и по всей видимости и ранил этих двоих. Кстати, насколько я знаю, он до сих пор не получил УБД. Как и я. Не, серьезно, без шуток.

– Нда. Ладно. Вообще слушаю – вот как вы за год прошли путь от детского рюкзачка с зайчиком и автомобильной аптечки – до компьютерного рентгена с трансляцией на экран операционной…

– Спасибо волонтерам. Мы ничего у государства не брали. Все это руками волонтеров. Но главное – мы не успели передать опыт. Вот Влад Зборовский, Народный Герой Украины – постоянно поднимал эти вопросы. Ребята, у нас же боевой опыт, давайте мы хотя бы какой-то опыт передадим! Вот 59 госпиталь – они ж все дембельнулись, сейчас пришли совершенно новые люди. И не было никакой технической возможности передать им этот опыт, хотя бы элементарные какие-то вещи – как вести себя под обстрелом, как действовать, да как быстро остановить машину! Это то, что спасет жизнь! Хотя бы такие элементарные вещи. Влад борется, пытается какие-то курсы создавать… Но это все снизу идет. Почему это не сделано сверху? Потому что цели и задачи совершенно разные, у украинского народа, у украинской армии… Это уже настолько в глаза бросается! По отношению к военнослужащим, я не говорю об отношении к добровольцам… Это все знают и все видят. Когда я вернулся – пришел в военкомат и сказал: "Вы меня через полгода можете призвать обратно". Так вот, не призывайте. Я не приду.

Евгения Духопельникова
Источник: http://censor.net.ua/r364792


Посилання
censor.net.ua

Джерело

Залишити відповідь

Ваша e-mail адреса не оприлюднюватиметься. Обов’язкові поля позначені *