(Друкуємо мовою оригіналу)

Когда попадаешь из большого города в маленький, особенно в маленький умирающий городок, невольно восклицаешь: «Боже, как же они здесь живут?»

Если рядом проходит трасса, местные жители торгуют на её обочинах. Если есть чем торговать. Но здесь у нас основным семейным доходом была работа на шахтах. Жизнь была вокруг них, привязана к ним, а планы строились, исходя из заработка мужа.

В 80-х годах шахтёр – престижнейшая из профессий. Дорогая меховая шапка зимой. Телевизор можно было купить с зарплаты. Немыслимые деньги! Обязательное море летом для всей семьи, вкусная, сытая, хоть и тяжёлая жизнь. Женщины замирали, когда по городу шли сильные и физически крепкие мужчины. Профессия, окутанная романтикой. Свои легенды и свои традиции.

В то время в эти маленькие шахтёрские городки вкладывались деньги, строились дома культуры, горели фонари, бурлила жизнь. Конечно, за всеми крупными покупками ездили в Луганск. Ещё на шествия и митинги под транспарантом своего города, но свой город – маленький и уютный – любили, как любят не за внешность, а просто потому что своё. Конусы терриконов, степи с гуляющим ветром, своя, особенная романтика.

О том, что сейчас в этих маленьких городках, можно рассказывать по-разному. Несладко. Когда лет десять назад в эти городишки начали заходить известные торговые сети со своими большими супермаркетами и собственными торговыми марками, это означало работу для многих, цивилизацию и даже какой-то уровень культуры. Радовались как дети на открытиях, шли за новинками, рассматривали, встречались в таких магазинах, отдыхали на лавочках возле, а потом привыкли.

Работы была всё меньше. Продать жильё невозможно, уехать не на что. Кто вырывался из этого безвременья – почти подвиг. Завидовали, вздыхали смелости и настойчивости. Целая жизнь в попутках, сумках, маминых банках с едой для детей-студентов – в Луганск. Такие дети-студенты были особенными – одевались иначе, жили иначе, могли поменять свою жизнь, выехать и уже не вернуться домой, и уже родители ездили бы к детям с сумками и гостинцами.

Целая жизнь, целая эпоха…Чуть больше года назад новое течение уже новой жизни – комендатуры, куда тоже набирали людей, и это обещало зарплаты, рабочие места, перспективы. Отбоя от желающих не было! Нашлись и кадровые военные, и бывшие охранники бывших банков, и просто те, кто участвовал во в этом движении с первого дня, а сейчас уже поди разберись – с первого или не с первого, но сами они настойчиво позиционировали себя именно так.

Донельзя разрушенные дороги. Апокалипсис. Где-то остатки блокпостов, где-то чучела с вилами и сгоревшая техника. Комендатуры в помещениях бывших банков – с их мебелью, их офисной техникой. Если пройти по центру, жизнь будто бы есть. Если отойти чуть дальше – разруха, запустенье, законсервированное время, в котором нет движения и нет свежего воздуха. И совсем нет работы. Хоть какой-то, хоть где-то.

Какие уже тут политические взгляды, если закрылись те предприятия, где работали семьями! Жизнь уходит из таких городов, люди брошены на выживание. Если повезло, шахта-копанка. На свой страх и риск, но с живыми деньгами. Если повезло – торговля. Вырваться никакой возможности.

Летом 2015 года я была в Первомайске. Сколько же у людей надежды на работу, хоть какую-то. Уже не до дипломов или предпочтений. Усталость, озлобленность, недоверие. «Нам никто не помогает! Мы никому не нужны!» Наверное, есть волонтёры, которые привозят что-то, но это такие крупицы на фоне общих проблем. И обычно помощью охватывают Луганск – он центр, в него легче добраться. И сколько же недоумения в том, что помощь уходит куда-то, не доходя до таких вот маленьких городков, в которых живут люди с не меньшими проблемами, чем в Луганске…

Вчера я поймала себя на том, что Луганск становится похож на такие вот маленькие умирающие городки. Движение возле военных объектов – машины, техника, люди с оружием прыгают в кузова грузовиков. Бывшие банки облеплены машинами, возле таких объектов движение, а чуть дальше – та же вяло-текущая жизнь с редкими прохожими. Через один запертые и брошенные магазинчики, офисы, салоны… Порядок рядом с теми, которые работают и полное запустенье всего через пару метров.

Чтобы увидеть настоящий Луганск, нужно пройти дворами хрущёвок. Теплотрассы, проложенные на землю и укутанные, чем придётся. Остатки-обломки детских площадок – будто великан переломал и вырвал из земли металл. Самодельные лавочки с обмотками ковриков – хенд-мейд от бабушек. Если есть энтузиасты в подъезде, могут смастерить из пластиковых бутылок уличные украшения: пальмы, зверей. Но чаще – донельзя унылый вид, к которому привыкаешь, если ходить одной дорогой всё время. Между этажами оборудование Луганского кабельного телевидения, оклеенное жёлто-голубой маркировкой «Собственность ЛКТ». На одной из картинок вырезан-вырван герб Украины, нацарапано ножом поверх «ЛНР». Но в целом в воздухе полное равнодушие.

За действиями властей наблюдают лениво, как за сериалом. Комментируют и дают оценки, почти ставки на ипподроме. Кто-то убеждён, что мы уже Россия и дело совсем за малым, а кто-то спрашивает шёпотом: «Как думаете, здесь будет до Пасхи Украина»? В сознании людей такое же запустение как и на улицах.

Вместе с теплом открыт сезон пива, которое пьют все и повсюду. «Пивные лавки» занимают оставленные магазинчики, привлекая ярко-оранжевым цветом, большим окнами, за которыми так соблазнительно наливают пенный напиток…

А терриконы – безмолвные свидетели времени переживут и этот отрезок жизни. Равнодушные ко всему, с гуляющими по степям ветрами-суховеями, ветрами одиночества и больших надежд.

Яна Викторова, преподаватель, город Луганск

Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода

Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org

Джерело